From Russia with punk...

Кристофер Хитченс из интервью журналу Esquire


-Всем известно что вы не жалуете мать Терезу, но тем не менее именно её монахини подбирали с улиц прокажённых и посвящали жизнь тем, к кому никто больше не хотел прикасаться.

-Я лично знаю людей, которые занимаются такими вещами. Я был в Уганде, в Северной Корее, в Эритрее, в бесчисленных точках где есть добровольцы, которые отдают свою жизнь другим. И большинство

из этих людей - неверующие,так что желание помочь человеку ещё не предполагает веру.

Оно просто вполне человечно и естественно.А вот всё зло, которое приносят миссионеры, несомненно, проделывается ими по сугубо религиозным соображениям. Когда мать Тереза в своё время заявила,

что аборты и контрацепция равносиьны убийству, мало что могло иметь такие же чудовищные

последствия. Она ополчилась на единственное бесспорное средство от бедности - на расширение

прав женщин. Я вовсе не феменист, но если вызволить женщину из животного круга деторождения

и позволить её хоть отчасти влиять на то, сколько у неё будет детей, её положение сразу же

улучшится. А если ещё дать этим женщинам горстку семян и какой-никакой кредит,деревня преобразится за пару лет.

Но мать Тереза буквально жизнь жизнь потратила на то, чтобы сделать эти перемены лучшему

невозможными.

Я согласен признать, что ад существует, только ради того, чтобы отправить туда эту стерву.


-Вы советуете верующим людям покинуть церковь и посмотреть в телескоп "Хаббл" или рассмотреть нить ДНК. Вашу реакцию на эти явления Вы описываете как "благоговение". Перед чем именно Вы благоговеете?
-Когда Вы глядите на закат, в этом, безусловно, есть нечто трансцендетное.
Но не сверхъестественное, потому что уже естественное достаточно прекрасно. Как сказал Эйнштейн,
"чудесно то, что никаких чудес нет". Действуют законы природы, которые мы не понимаем полностью, но знаем что они постижимы, нечто необычайное заставляет их крутиться. И из этих законов не может быть никакого исключения ради блага молящихся, солнце не будет стоять на месте, чтобы они успели окончить битву. Потому что это было бы слишком примитивно в сравнении со стройностью и гармонией законов физики.Вот где красота. А религия мешает её нам увидеть.

Проснулся в 22.00 попала на окончание Пиратов, правда в дурацкой переозвучке) а теперь мы значит ждем мультик Миядзаки) одновременно смотрю передачу про татуировки:-P

Apple iPod Classic - 160Gb



плеер на 160 гигов...офигеть

туда же всё влезет и место останется!!!

ну-с))))



мистер Бон Джови (исчо кудрявый и в драных джинсах ) с мистером Самбора (а вот фиг знает склоняется ли сия фамилия и как склоняется?) исполняют на одном из давних концертов

" Livin on a prayer" и "Wаnted dead or alive "...оч.мило" />







И следующий номер нашей программы)

Бон ДЖови и Лучанно Паваротти "Let it Rain"

...итак) на пороге конца второго цикла (ну всего ведь двенадцать тотемных животных, сейчас вот крыса...а мне вроде как грозит двадцатичетырёхлетие*ну и словечко*) я таки решила шагнуть в объятия прогресса) и *нет лоботомию на дому я не делала* наростить себе когти))))ибо)
ибо) со всеми этими маникюрными делами у меня как-то с самого начала не заладилось. И ковырякуюсь вс время не пойми где, и терпения-умения красит-подпиливать нету)
Совершенства я достигла исключительно в деле погрызки ногтей)
По сему насмотревшись на коллег, которые щеголяют с красотой на пальцах я решилась)

вполне круто оказалось)) во-первых, мастер сказала ""о! у вас хорошие свои ногти, такое нечасто бывает"....*ну ещё бы, индивидуальная ежедневная обгрызка- подумалось мне* во-вторых, их на самом деле не надо красить, пилисть, с нимим можно мыть тонны посуды и даже убирать кошячий туалет


Один коготь я правда сломала, но это уж целиком и полность моя вина) два раза с редкостной силой ударяться о тверррдые поверхности (думала палец сломаю, ан нет только коготь отлетел..*по словам знающих, палец мне спас именно коготь "выполнил роль каски"*)


воооооооооооот)
теперь по баблу)
первый раз делали в "чайна-тауне", небольшая гастробайтерская парикмах-салон на Университет (я не рассист, но просто там все работники-клиенты индусы-таджики-вьтнамцы)..стоило это 1200..
А вот на коррекцию я пошла в местную шаражку *Первая парикмахерская*...просто я там стригусь, и будучи там в последний раз увидела работы одного из мастеров))) Понравилось больше чем то что было на мне)))))))
вотЪ) по сему коррекция обошлась в туже 1200, но это с учётом того что один ноготь делали заново)))
так вроде наращивание у них стоит 1500. Мастер Наташа очень милая-разговорчивая, рисует-придумывает и прочее
вотЪ)
ехать таки на м. Братиславская

.в рюкзаке скончался свекольный салат, перед мучительной смертью его разметало-разбросало-разорвало по окрестностям-внутренностям рюкзочка!! Нэпередаваемое зрелище и нюхлище! до сего события пальма первенства , по ужоснахской кончине в чумадане, принадлежала бутылке кефира, которая на энный день пребывания в заточении взорвалась

Кое-какой закон
читать дальшеКак вы знаете, сейчас особое значение получила политкорректность. Так вот, в рамках усиления политкорректности у нас в Германии было решено запретить употребление кое-каких фраз. Эти фразы по мнению парламентариев оскорбляли афро-германцев, тюрко-германцев и, что самое страшное, иудео-германцев. Соответственно, произносить, а тем более писать эти фразы оказывалось совершенно недопустимо. Но их, несмотря на многочисленные призывы, всё равно упорно писали и произносили.

Мы, германцы всех национальностей, славимся своей законопослушностью, поэтому единственное верное решение в наших условиях – принять закон о запрете написания и произнесения вслух кое-чего. И такой закон, что характерно, был принят. Постарался тут Ганс Штутгарт – он составил законопроект, в котором говорилось о недопустимости употребления в СМИ и разговорах сами понимаете чего. Однако в первом варианте закон хотя и вступил в силу, но упорно не желал работать. Дело в том, что он говорил исключительно о «фразах, оскорбляющих достоинство ряда негермано-германцев», и на первом же суде возникла неприятность: разошлись мнения. Ответчик считал, что произнесённая им фраза никого не оскорбляет, а адвокат истца утверждал обратное. На это ответчик предположил, что адвокат истца заинтересован в выигрыше дела, поэтому экспертом в данном вопросе выступать не может. Пришлось произвести следственный эксперимент: набрать группу негермано-германцев и в течении двух часов произносить в их адрес сказанное ответчиком. Мнения разошлись и в этой группе тоже. Часть негермано-германцев по-немецки не говорила, поэтому на данные фразы не оскорбилась. Вторая часть языком владела, поэтому в большинстве своём оскорбилась и подала в суд на следователя-экспериментатора.

Данный прецедент показал, что в подобном виде закон вызывает проблемы с трактовкой. А именно, при каждом судебном процессе придётся проводить описанный следственный эксперимент, что ставит под удар эксперта, но оправдывает подсудимого – он-то ведь потом сошлётся на субъективность выводов по результатам эксперимента.

Иными словами, закон требовалось довести до ума. И Ганс Штутгарт доработал его до более современного вида, перечислив все варианты фраз, которые запрещалось говорить и писать. Закон был принят и сразу после его принятия все парламентарии, участвовавшие в обсуждении, включая Ганса, были арестованы по подозрению о нарушении только что принятого закона – присутствовавшие в зале свидетели подтвердили, что Ганс и прочие неоднократно произнесли запрещённые фразы, а сам Штутгарт их даже написал.

Очень скоро состоялся суд и подсудимые были признаны виновными. Но адвокат Ганса не растерялся и подал в суд на судью же – за произнесение запретных фраз во время оглашения приговора. А заодно и аппеляцию – во время судебного процесса судьёй ведь был нарушен закон. Ситуация осложнилась. Состоялся следующий суд, на котором был осуждён прежний судья, а его адвокат подал в суд на нынешнего. И аппеляцию вдобавок. Число подсудимых множилось, ибо порочная цепочка казалась неразрываемой. Уже семь судей находились под тяжёлым мечом пестуемой ими же Фемиды. Однако восьмой по счёту судья нашёл отличный выход из ситуации. Он принял решение о невиновности Ганса и группы парламентариев, поскольку закон обратной силы не имеет, а все они произносили запрещённое ещё до того, как был принят закон. Но судьи-то произносили запрещённое уже после, поэтому все они виновны и должны отправиться в тюрьму.

При оглашении приговора мудрый судья избежал произнесения запрещённого, просто сославшись на номер закона. И всё было бы хорошо, но один из адвокатов осуждённых судей подал иск и на мудрого судью тоже, поскольку тот в явном виде дал ссылку на то место, где прямым текстом были написаны запрещённые фразы, что тоже считалось незаконным, согласно этому самому закону.

В это время заворожённая чредой процессов публика делала для себя далеко идущие выводы. А именно, всеми силами избегала употребления кое-каких фраз. Причём, избегание касалось в том числе и публикации новоявленного закона. Ведь любой информационный орган, опубликовав данный закон, автоматически его бы и нарушил. Ровно то же самое творилось и в типографиях, куда поступило распоряжение напечатать новый уголовный кодекс. Во-первых, печатать его и садиться за это в тюрьму дураков не было, а во-вторых, не было и дураков посылать в типографию макет уголовного кодекса с законом, за перепечатывание которого можно сесть. Фактически закон существовал в единственном экземпляре – том самом, который написал Штутгарт.

На распоряжение напечатать и донести до сведения народа, поступали расплывчатые ответы «мы отказываемся, поскольку там есть кое-какой закон о кое-чём». Все понимали, какой и о чём, но делать ничего не желали. Весть о законе, в результате, распространялась исключительно устно и исключительно в виде намёков на «кое-что». Только что запрещённые фразы, которые предполагалось исключить из лексикона, неожиданно стали самыми популярными, хотя и непроизносимыми. Теперь негермано-германцы обижались уже на само словосочетание «кое-что». И хотя его пока ещё произносить не запретили, народ предвосхитил развитие событий и «кое-что» стало тоже «незаконным». В смысле, перешло в разряд табуированной лексики. Для него придумали эвфемизм «сами знаете что», для этого эвфемизма, в свою очередь, «понятно что», для него – «ну, вам ясно», для него «оно самое», а для «оного самого» – «фраза». Дальше идти уже было некуда, поскольку становилось понятно, что в разряд табуированной лексики через некоторое время попадут все слова и словосочетания немецкого языка. Так, последний эвфемизм привёл к тому, что даже учителя немецкого на своих уроках были вынуждены объяснять материал в основном намёками, избегая некогда научных, а теперь табуированных, терминов.

По этой причине закон снова был направлен на доработку. В него включили уточнение: «незаконно употреблять кое-какие фразы везде, кроме как в этом законе». Заодно уточнили, что эвфемизмы не являются этими самыми фразами и ответственности за их произнесение нет. Последнее вызвало волну манифестаций негермано-германцев, которые требовали повторного запрета эвфемизмов на основании того, что всем понятно, что они обозначают, а это оскорбительно. Первое же оказалось недостаточным, поскольку сложилась парадоксальная ситуация, при которой закон можно печатать, но на него нельзя ссылаться. На манифестации временно закрыли глаза, а закон дополнили ещё: «...кроме как в этом законе и ссылках на него». Чуть позже, по всё тем же причинам технического характера, было разрешено и цитирование закона. Но решённые технические проблемы обернулись новыми юридическими: теперь подсудимые все как один утверждали, что в своих речах они вовсе не говорили запрещённое, а просто цитировали закон. Появился даже речевой оборот: «согласно закону, нельзя сказать, что кое-кто – кое-кто». Именно в такой форме негермано-германоненавистники выражали свои мысли и это оказывалось совершенно легальным.

Закон снова уточнили. Теперь цитировать закон разрешалось только лицам, находящимся при исполнении. Это вызвало волну манифестаций уже со стороны германо-германцев. Они требовали отмены закона, который, во-первых, даёт самому себе особые права, несовпадающие с правами граждан Германии, а во-вторых, теми же правами наделяет небольшую группу людей, которым, по мнению германцев, и так слишком жирно. Такой закон, соответственно, недемократичен и должен быть отменён во избежание.

Таким образом, действие закона было приостановлено, вплоть до его окончательного уточнения. Которое продолжается и по сей день. Закон на данный момент по объему занимает почти тысячу страниц – именно столько требует учёт всех нюансов и возможных коллизий. Его планируется выпустить отдельным томом к уголовному кодексу, а некоторые даже предлагают сделать этот закон отдельным кодексом. На кафедрах некоторых университетов уже введена специальность «законоведение закона о кое-чём». Введена впрок – когда закон доработают, такие специалисты будут весьма востребованы. А мы, германцы всех национальностей, с нетерпением ждём, чем же эта бодяга закончится.

Lex Kravetski

из мечтательного..
с этими затянувшимися ремонтами , пара месяцев как пара месяцев, чОрт побери! начала мечтать об яичнице да-да, такая глазунья...можно с чем-нибудь начиночным..ожно не обязательно глазунью




эх)))) попрошу у дед Мороза на праздничный стол)))))

Разбирая архивы...


перечитала первые две страницы из своего дневника..
ППЦ
все понимаешь ли взрослеют, умнеют..одна я дурак-дураком)))))

..позаклеивали всь бар снейповскими изображениями...хорошо


запара-запарой, всех прибить хоца, а глянешь и веселей становиться))))) надо ещё пару пыльных бутылок.....и бутылочку ОгнеВиски)))))